|
Если
особое место в появлении и распространении христианства
в Северном Причерноморье, которое занимал Херсонес или
средневековый Херсон общепризнанно, то относительно
других территорий региона данных очень мало и они
большей частью отрывочны, так как нарративные и
археологические источники либо отсутствуют вообще, либо
крайне отрывочны и недостоверны1.
Вследствие этого в реконструкции сложных вопросов
идеологической жизни в позднеантичный период приобретают
археологические источники. Сказанное в полной мере
касается территории Боспорского царства, где уже давно
известны самые ранние в Северном Причерноморье надгробия,
принадлежавшие христианам.
Нельзя сказать, что вопросам проникновения и утверждения
христианства не уделялось внимания. Однако, как это ни
парадоксально, за исключением одной главы
неопубликованной диссертации П. Д. Диатроптова2, а также
его совместной работы с И. А. Емцем3, которая посвящена
раннехристианским надписям Боспора, специальные работы
по этому вопросу немногочисленны и написаны давно.
Проблемы времени появления и распространения
христианства на Боспоре, конечно, затрагивались в
работах отечественных и зарубежных исследователей. Но
это не может полностью исчерпать проблемы. Поэтому, как
представляется, назрела настоятельная необходимость
вновь обратиться к этой теме, проанализировать имеющиеся
источники и предпринять попытку наметить основные
тенденции, связанные с появлением и распространением
христианской религии на территории Боспорского царства.
Традиционно считается, что наличии подписи боспорского
епископа под деяниями Никейского собора 325 г. говорит в
пользу вывода о появлении христианской общины здесь
задолго до упомянутого собора. Не оспаривая самого факта
присутствия боспорского епископа в Никее, следует
указать, что в греческих списках отцов Никейского собора
имя этого епископа пишется различно (Саатоз, Саинпиз,
Саиипиа, Сааатпиз, Сайтиз, Магсиз), а в синайском и
арабском он назван Домном. Причем, два последних списка
были составлены в VII - VIII вв., значительно позднее
собора, поэтому полной уверенности в том, что боспорский
епископ действительно был на Никейском соборе сейчас нет.
Ведь упоминание херсонесского епископа Филиппа в числе
отцов Никейского собора в одной греческой и арабской
версиях списка давно признано "позднейшим местным
благочестивым измышлением".
Попутно следует обратить внимание на замечание Н. Н.
Болгова о том, что в IV в. в Таврике существовали
Херсонская, Боспорская и Готская епархии4. Если
существование первых двух может быть безусловно связано
с Крымом, то относительно Готской епархии уже давно
убедительно доказано, что епископ Феофил, подпись
которого есть среди участников Никейского собора,
представлял на нем одну из областей, расположенных на
Дунае.
К V в. относится сообщение Гермия Созомена об участии
боспорского епископа в работе церковного собора в Ни
комедии в 344 г. Но его нельзя связывать с Боспором
Киммерийским. Сообщение Феодорита, бывшего в V в.
епископом сирийского города Кира, о наличии на Боспоре
епископской кафедры не может считаться достоверным, так
как контекст этого сообщения свидетельствует о том, что
в данном случае имелся ввиду Боспор Фракийский. Этими
сведениями собственно и заканчивается письменная
традиция о начальном этапе проникновения христианства на
Боспор. Причем, целый ряд эпиграфических памятников и
археологических материалов в значительной мере дополняют
письменные источники и именно на этой основе в настоящее
время можно более полно охарактеризовать процесс
проникновения и особенности распространения христианской
идеологии на Боспоре.
На основании имеющихся данных можно констатировать, что
христианство как новое религиозное течение проникает на
Боспор не ранее начала IV в., так как именно к этому
времени относится наиболее раннее христианское надгробие
Евтропия, датированное 304 г. В отличие от сердоликовой
вставки с изображением креста и рыб из погребения
некрополя у дер. Ново-Отрадное, в данном случае можно
уверенно говорить о том, что, вне всякого сомнения,
погребенный был адептом нового вероучения. Однако в IV
в. христиан на Боспоре было немного, о чем в частности
свидетельствует незначительное количество христианских
надгробий этого времени и отсутствие специальных
культовых сооружений. Не исключено, что ранние христиане
в IV в. отправляли культ в погребальной камере и дромосе
Царского кургана, а также на территории некрополя
Илурата. Удаленность этих мест от столицы, где была
сосредоточена общественная жизнь того времени, видимо,
лучше всего свидетельствует о том, что применительно к
этому времени нельзя говорить о наличии здесь
сколько-нибудь значительной в количественном отношении
христианской общины. Даже, если боспорский епископ и
присутствовал на Никейском соборе в 325 г., что, впрочем,
сейчас доказать или опровергнуть невозможно, этот факт
не может рассматриваться в качестве показателя широкой
христианизации населения.
В V в., особенно во второй половине этого столетия,
положение меняется. В это время в некрополе Пантикапея
появляются грунтовые склепы, стены которых украшаются
крестами и текстами псалмов, а в официальных
эпиграфических памятников боспорского царя Тиберия Юлия
Дуптуна присутствует изображение христианского символа.
К этому же времени, вероятно, относятся и некоторые
памятники с христианской символикой, которые по крайней
мере частично могли происходить из ограбленных
христианских погребений. Причем, следует особо
подчеркнуть, что, судя по имеющимся материалам,
христианство принимали здесь в первую очередь
представители правящих слоев общества, в то время как
основная масса населения оставалась еще языческой. В
тоже время надгробие Евсевия 436/437 г., названного в
эпитафии диаконом, свидетельствует о наличии в
Пантикапее определенной церковной организации, епископ
которой Евдоксий, возглавлявший кафедру, участвовал в
трех церковных соборах - Константинопольских (448, 459
гг.) и Эфесском (449 г.). Видимо, укрепление церковной
организации и расширение круга ее адептов, благодаря в
частности, видимо, активной деятельности епископа
Евдоксия, привело к тому, что христианские эпитафии
унифицируются и в них уже отсутствуют формулы,
характерные для античных надгробий. А на надгробии
Арсака прямо указано, что он был христианином. Не
исключено, что упоминание в эпитафии вероисповедания
свидетельствует о желании подчеркнуть этот факт, так как,
судя по пантикапейскому некрополю, здесь захоронения еще
совершались в массе своей по языческому обряду.
Дальнейшему распространению христианства, видимо,
способствовала провизантийская ориентация боспорских
правителей в конце V в. и активизация политики Византии
в Северном Причерноморье. В 519 г. в Фанагории уже
существовала епископская кафедра, глава которой Иоанн
поставил свою подпись под деяниями Константинопольского
собора. Но до полной победы христианства было еще далеко.
Ведь политика христианизации, которую в начале VI в.
проводил царевич Горд или Грод натолкнулась на
ожесточенное сопротивление гуннских жрецов. А это в свою
очередь свидетельствует, что даже в начале VI в.
христианство не было абсолютно доминирующей религией и в
среде населения, судя по археологическому материалу,
были еще сильны языческие верования, связанные с
традициями предшествующей эпохи. Но активное
вмешательство византийской администрации в боспорские
дела в период правления Юстиниана I, когда Боспор вошел
в состав Византии, привело к началу храмового
строительства в Пантикапее, Тиритаке и на территории
Ильичевского городища, где вплоть до тюркского разгрома
576 г. находился гарнизон, солдаты которого являлись
федератами империи, а также, видимо, в других местах
современного Таманского полуострова. К этому же времени,
вероятно, относится подавляющее большинство христианских
надгробий, известных в настоящее время, вещи с
христианской символикой, а также сведения о нескольких
епископских кафедрах на азиатской стороне Боспора.
На основании всего изложенного можно заключить, что
решающий шаг к широкой христианизации населения был
сделан только после укрепления на Боспоре византийского
влияния и укрепления позиций империи в этом районе в
период правления Юстиниана I. Ведь именно в это время
Боспор был включен в состав империи и в его населенных
пунктах было начато церковное строительство. Но и
позднее средневековый город Боспор сохранил функции
крупного религиозного центра. В Псевдоепифаниевой
нотиции епископов, составленной к 80-м гг. VII в., он
занимал 25 место и упоминался сразу после Херсона, а в
конце VII - начале IX вв. на Боспоре существовал храм св.
Апостолов, где хранились христианские святыни и
отправлялась служба.
Таким образом, в длительном процессе христианизации
населения Боспора прослеживаются те же тенденции, что и
в Херсонесе, а также Юго-Западном Крыму, где
распространении и упрочение новой религии было тесно
связано с целенаправленной церковной политикой Византии
именно в VI в. Но, в отличие от Херсонеса и Боспора,
населением Юго-Западного Крыма только в первой половине
VI в. начали использоваться пряжки с христианской
символикой, а христианские надгробия над могилами
появляются только со второй половины VII в. Это
позволяет говорить о том, что христианская идеология
проникала в первую очередь в крупные позднеантичные
городские центры Крыма, а уж затем к гетерогенному
населению, тесно связанному с ними и находившемуся в
орбите политики Византии.
Примечания:
1. Атрибуция восточной стены здания с небольшой апсидой,
раскопанной в Тире, в качестве раннехристианской
базилики V - VII вв. представляется излишне смелой (Самойлова
Т. Л., Росохацкий А. А. К вопросу о распространении
христианства в Северо-Западном Причерноморье //
Матерiали II - i Миколаiвськоi обласноi краезнавчоi
конференцii "Iсторiя. Етнографiя. Культура. Новi
дослiдження". - Миколаш, 1997, - Т. I. - С. 32.). Против
такой атрибуции свидетельствует то, что, во-первых,
раскопана лишь северная стена здания, что методически не
позволяет не только датировать, но и интерпретировать
весь строительный комплекс. Во- вторых, в Тире до
настоящего времени не известны какие-либо
археологические материалы указанного времени (Мезенцева
Г. Г., Иваненко И. А. Открытия в Белгород-Днестровском
// АО за 1978 г. - М., 1979. - С. 369 - 370; Кравченко
А. А. Средневековый Белгород на Днестре (конец XIII -
XIV вв.). - К., 1986. - С. 3), что уже само по себе
делает предложенную датировку весьма проблематичной. И,
наконец, в третьих, использование раствора цемянки в
кладке делает вполне правомерным отнесение этой стены,
как и всей еще не раскопанной постройки, к первым векам
н. э. Наличие небольшой апсиды в сугубо
предположительном плане позволяет интерпретировать
обнаруженный памятник не в качестве христианского храма,
а как принципию римской вексилляции Тиры. Принципии
обычно располагались в центре римского военного лагеря.
Они являлись административным и религиозным центром
всякого римского укрепления и, судя по кастеллям
Фельдберга, Каперсбурга, Нидеробибера, Честера,
Ламбесиса и других, при их сооружении строились
выступающие наружу небольшие апсиды, где могли, вероятно,
устанавливаться статуи почитавшихся в данном лагере
божеств (Johnson А. Romische Kastelle. - Маinz аm Rhein,
1990. - S. 135; Abb. 87; 5. 141, Abb. 92; 8. 151, Abb.
99; Vinogradov V. G. Zubar V. M. Die Schola Principalium
in Chersonesos // II mar Nero. - 1995/1996. - II. - 8.
143, Abb. 2.). Аналогичные апсиды известны и в термах
римских военных лагерей, как, например, в кастеллях
Корбридж и Заальбург Johnson А. Romische Kastelle S.
242, Abb 169.).
2. Диатроптов П. Д. Распространение христианства в
Северном Причерноморье. - Автореф.... кан. ист. наук. -
М., 1988. -16 с.
3. Диатроптов П. Д., Емец И. А. Корпус христианских
надписей Боспора // Эпиграфический вестник. - 1995. - 2.
- С. 7 - 40.
4. Болгов Н. Н. Закат античного Боспора. Очерки истории
Боспорского государства позднеантичного времени (IV - VI
вв.). - Белгород, 1996. - С. 105.
|
